Серо-голубые глаза кузины похолодели:
– Я намереваюсь жить в Палестине, – отчеканила девушка, – я сионистка, и…, – рав Горовиц, обычно, держал себя в руках, но девчонка была семьей:
– Нечего стесняться, – сказал себе Аарон, – ей едва за двадцать. Она не знает, о чем идет речь, нигде не была…, – он присел на подоконник. Над крышей синагоги кружились белые голуби.
– Вот что, – наконец, заметил, Аарон, – тебе двадцать один, а мне тридцать. Я последние четыре года работаю в Европе. В Берлине, в Праге, в Польше…, – он повертел сигарету:
– Регина, не упрямься. Ты отправишься в Стокгольм, и подождешь Меира…, – на столе лежал альбом, в потрепанной обложке. Регина видела фотографии своего дяди, кузена Меира, и кузины Эстер, с близнецами, вырезку из кинематографического журнала, со снимком покойной тети Ривки, на церемонии вручения «Оскара». Регина рассказала кузену Аарону о сестре. Рав Горовиц отозвался:
– Кузен Теодор мне писал, из Парижа. Его невеста, мадемуазель Аржан, тоже сирота, в погромах родителей потеряла. Она из-под Белостока…, – Регина открыла рот: «Аннет Аржан. Я видела ее фильмы. Она француженка…»
– Еврейка, – устало ответил рав Горовиц, – она Гольдшмидт, на самом деле. Ей фамилию доктор Генрик дал, в детском доме, в Варшаве…, – Аарон посмотрел на смуглые, зарумянившиеся щеки кузины:
– Они похожи, только Регина ниже ростом. Что мне Теодор сообщил? Правильно, мать мадемуазель Аржан звали Басей, Батшевой. Александр, которого она вспомнила, это Горский. Господи, неужели такое возможно? – Регина, разумеется, собралась во Францию, чего Аарон никак не мог позволить. Оказалось, что у кузины такой же упрямый характер, как и у Эстер. Аарон вспомнил, как Меир и сестра орали друг на друга, подростками. Регина стукнула кулаком по столу:
– Это может быть моя сестра, родная! Как ты не понимаешь, я должна ее вывезти из Франции. Тем более, ее жених без вести пропал…, – Аарон отрезал:
– Найдется, кому туда отправиться, без девчонок. Ты не была в Германии, а я в Берлине два года прожил. Я видел Дахау, дорогая моя. Слушай меня, и делай, что я говорю.
Кузина поджала губы:
– Ты не можешь мне запретить ехать в Палестину, Аарон. Все евреи должны собраться в Израиле…, – Регина увидела, как опасно заблестели темные, красивые глаза: «Он только с виду мягкий, – поняла девушка, – он умеет настоять на своем».
– Не ехать с комфортом, – ядовито сказал рав Горовиц, – а тайно, с поддельными документами, пересекать государственные границы…
Регина попыталась сказать, что в группе Бейтара есть и другие девушки.
– Я тебе не разрешаю, – заключил рав Горовиц, – больше обсуждать нечего.
Приведя кузена Авраама, домой, с вокзала, за обедом, рав Горовиц услышал еще об одном новом родственнике.
– Отличный парень, – одобрительно заметил доктор Судаков, – я вас познакомлю…, – Авраам жадно ел:
– Когда я еще кошерную курицу попробую, до Израиля…, – он поднял рыжую голову:
– Максим сказал, что у него дела, в городе…, – Авраам, на каунасском вокзале, ожидая кузена под часами, недоуменно спросил:
– Какие дела? Ты здесь в первый раз, нелегально перешел границу, языка не знаешь…, – Волк, сдвинув кепку на затылок, покуривал папироску. Длинные, ловкие пальцы стряхнули пепел. На забитом перроне пахло гарью и цветущими липами. Наверху, в репродукторе, играла музыка. Волк выбросил окурок:
– Я нигде не пропаду, пан Авраам. Надо понять, с кем придется, так сказать, сотрудничать…, -оглядевшись, он велел:
– Дай мне адрес раввина Горовица, а с остальным я разберусь. Где здесь рынок? – голубые глаза улыбались. Дизель наполняли пассажиры. Всю дорогу от Вильнюса до Каунаса они простояли в тамбуре вагона.
Авраам вырвал из блокнота лист бумаги:
– Я тебе начерчу. Что ты покупать собрался, у тебя денег нет…, – сунув руку в карман, Волк вытащил пачку купюр, с литовскими буквами:
– Как это нет?– удивился Максим:
– Вот они, передо мной…, – красивые губы усмехнулись:
– Кошелек давно на путях валяется, где-то в пригороде. Пассажиры здесь тоже беспечные, как и в столице моей социалистической родины. Никакой разницы, – приняв бумагу, Волк похлопал Авраама по плечу: «Завтра увидимся».
Он, гуляющей походкой, направился к привокзальной площади. Доктор Судаков покрутил рыжей головой: «И не поспоришь с ним».
За печеньем и кофе Аарон рассказал Аврааму о своем плане. Первый секретарь американского посольства объяснил раву Горовицу, что Япония имеет право поставить транзитные визы, для проезда через территорию Маньчжоу-Го. Мистер Уоррингтон развел руками:
– Обычно подобные документы выдают на основании существующей визы в страну, куда направляется путешественник, но, может быть, вам удастся уговорить японцев. Помните, мистер Горовиц, русские войдут в Литву через неделю, не больше. Людей с визами они трогать не станут, пропустят через свою территорию, в Маньчжурию, и дальше…, – куда дальше, Аарон пока не знал. Рав Горовиц, бодро сказал себе:
– На месте разберемся. Главное, чтобы японцы согласились. Маньчжурия большая страна, можно затеряться. На востоке сейчас безопасней, чем на западе…, – Уоррингтон выдал ему рекомендательное письмо для консула Японии в Литве, господина Сугихары: «Это все, что я могу сделать, мистер Горовиц».
Аарон, искренне, поблагодарил первого секретаря. Рав Горовиц мало надеялся на успех, но стоило попробовать. Он вспомнил, что кузен Наримуне в Стокгольме, послом по особым поручениям:
– Может быть, связаться с ним? Хотя, что он сделает? Он не нарушит правила выдачи виз. Если бы речь шла об одном человеке, а здесь тысячи беженцев…, – разобравшись с японцами, Аарон хотел послать телеграмму отцу и Меиру. Он оставил кузину, замешивающей тесто, на кухне. Регина хотела сделать печенье, к обеду. Она познакомилась с доктором Судаковым вечером, на встрече группы, в синагоге. Утром Авраам пошел в тир, проверять, как стреляет молодежь. Услышав, что мадемуазель Аржан может оказаться сестрой Регины, кузен хмыкнул:
– Я в Праге заметил, что она на покойную тетю Ривку похожа. Но Аарон прав, госпожа Гиршман, то есть Регина…, – девушка заметила, что доктор Судаков, отчего-то, покраснел, – вам…, тебе нельзя ехать во Францию, это опасно.
– Именно, – доктор Судаков остановился на углу аллеи Свободы. Они провожали Регину до квартиры учительницы из еврейской гимназии, где ночевала девушка. Было поздно, улицы опустели, только иногда по мостовой проносились такси. Регина, вскинув голову, посмотрела на крупные, летние звезды:
– Они обо мне заботятся. У меня семья появилась, я и не думала, что подобное случается…, – повеяло сладким ароматом лип, доктор Судаков, решительно, щелкнул зажигалкой:
– Еще и кузина Эстер в Европе застряла. В общем, Регина поедет со мной, в Израиль, – он выпустил клуб дыма:
– Не волнуйся, Аарон, я отвечаю за группу. За вас, кузина…, – он склонил рыжеволосую голову.
– Поедет со мной, в Израиль…, – вспомнила Регина его уверенный голос:
– Со мной…, – она протянула руку к альбому.
Познакомившись с доктором Судаковым, Регина поняла, что нравится ему. Кузен рассказывал молодежи об Израиле, о кибуцах и университетах, об отрядах, охранявших поселения, о театрах и кафе в Тель-Авиве. Серые глаза, в темных ресницах, смотрели в ее сторону. Регина, невольно, краснела. Она училась в смешанной гимназии, и ездила в сионистские лагеря, где мальчики и девочки жили рядом. У Регины на руках были пожилые, больные родители. У девушки не оставалось времени на танцы, или кафе. После занятий в университете она бежала в клуб Бейтара, или на частные уроки, готовила ужин для матери с отцом. По выходным Регина убирала квартиру, занималась, или гуляла с Гиршманами в парке.
Регина ни о чем подобном и не думала. В молодежную группу Бейтара приходило много мальчиков. Регина, и в Риге, и летом, в лагерях, привыкла командовать ровесниками. Девушка относилась к ним свысока. Она и в школе преподавала старшим классам, несмотря на молодость. Опытные педагоги хвалили ее за твердый характер. Регина улыбалась: «Я в клубе научилась, с подростками…».
Она не знала, как себя вести. За Региной еще никто, никогда не ухаживал.
– Доктор Судаков за тобой не ухаживает, – сердито сказала себе девушка, – нечего придумывать. Он просто на тебя посмотрел, несколько раз. Это ничего не значит, – Аарон предупредил ее, что кузен появится к обеду:
– И еще один человек, наверное…, – рав Горовиц, замявшись, махнул рукой:
– Увидишь, в общем…, – он легко сбежал по гулким ступеням старого подъезда. Регина, перегнувшись через перила, крикнула: «Удачи!».
Она отхлебнула холодного кофе:
– Аарону надо жениться, – хихикнула девушка, – ему тридцать лет. Пусть над своими детьми хлопочет. Он раввин, они обычно рано женятся…
